Красная строка № 7 (273) от 28 февраля 2014 года

«У меня там брат остался…»

В советское время была хорошо известна песня о двух братьях. В этом поэтическом рассказе младший брат все время уступал требованиям старшего: и в дет­ских играх, и даже в любви. Но «расщепило бомбой отцову яблоню», и братья ушли «воевать с врагами яростно». А кульминацией рассказа становится подвиг младшего, который в критическую минуту, под огнем врага впервые ослушался и пошел на смерь вместо старшего брата, чтобы уберечь его для будущей счастливой жизни: «У тебя невеста! Погодь, пожалуйста…». В истории братьев Баранихиных было, конечно, не всё так, как в песне. Но и в их жизни была война. Одна на двоих…

Когда Сергей после ранения набирался сил в московском госпитале, он и думать не хотел о положенном ему десятидневном отпуске: какой отдых, нужно скорее назад в Чечню, там ведь младший брат остался.

Они уехали на эту войну вместе 19 мая 2000 года — старшему, Сергею, было 26, младшему, Андрею — 23.

Как вспоминает их мама Валентина Васильевна, той весной братья вдруг подозрительно засуетились. Мать чувствовала: что-то не договаривают, что-то затеяли. Когда пристала с расспросами, успокоили: мол, не волнуйся, едем в Москву на заработки, будем в столице баранку крутить, шоферить…

— Я и расслабилась, — вздыхает Валентина Васильевна.

Мать начала собирать сыновей в дорогу: спецовки, свининку домашнюю консервированную. А они даже не зашли за всем этим. Позвонили с вокзала: мол, всё, уезжаем, извини, что не простились, недосуг было. Сердце матери опять тревожно ёкнуло, но и только: ну, уехали сыновья на заработки — и уехали, а что всё так наскоро — да мало ли что бывает!

Но уже через несколько дней невестка Оля, жена Сергея, пришла к свекрови и сказала: дескать, еду в город (семья живет в Знаменке Орловской), в военкомат, узнать про Сергея, мол, что-то сердце не на месте. Уехала, а к матери приходит соседка (у неё только и был телефон) и говорит: звонили из сельсовета, им сообщили, что Серёжка ранен, лежит в госпитале, в Москве. Валентина Васильевна едва на ногах устояла…

— Я уже всё знала, у старшего в госпитале побывала, а младший письмо прислал: работаем дескать, мама, в Москве, все хорошо, и даже, хитрец, адрес сообщил какой-то московский, куда писать. Потом извинялся…

Мальчишество? По форме — может быть. Но сколько любви и заботы о матери!

Сергей все-таки использовал положенный ему десятидневный отпуск, побывал дома. Мать на коленях умоляла, бывшие начальники из «Стройиндустрии» уговаривали: не возвращайся на войну, ты свою срочную давно отслужил, долг Родине отдал, зачем тебе этот контракт! А Сергей в ответ одно:

— Нет, у меня там младший брат остался!

…Традиционный для орлов­ского вокзала марш «Прощание славянки» так ударил по нервам, что мать не выдержала, разрыдалась. Бежала за поездом по рельсам.

— Я чувствовала, что не увижу его больше, — вспоминает Валентина Васильевна. Материн­ская любовь безмерна. Но к своему первенцу у нее было какое-то особенное чувство. Мальчишка как мальчишка: мотоциклы, спорт, друзья. Всё как у всех. Но никто не умел так подойти и приобнять, как Серёжка, так улыбнуться и поздороваться, как он. Ей и на работе всякий раз после его появления сотрудницы полушутя-полусерьезно говорили: «Ох, Валя, любим мы твоего Сережку, просто умираем!».

Ничего не бывает просто так. Эта всех очаровывающая душевность проявлялась и в его способности к живописи. Сергей учился в профтехучилище на штукатура-маляра, а мастер производ­ственного обучения, как вспоминает Валентина Васильевна, говорила ей, что Сергею надо бы поступить в Орловское художественное. И что ещё поражало мать, Сергей лет с 12 время от времени звал её в храм.

— Так и говорил: мам, давай в выходной в церковь сходим.

И они ездили из Знаменки в Михаило-Архангельский собор. С детских лет Сергей периодически причащался там.

— Любил он церковь, — говорит Валентина Васильевна.

И кроме как «бабушкиной наследственностью» объяснить эту любовь не может. Хотя свою религиозную бабушку Сергей не застал: она умерла давно.

Он и женился рано, в 18 лет. На семейном празднике у род­ственников в Ливнах (корни семьи — там) познакомился с девушкой Олей. И… обвенчался с ней! Именно так. Не просто расписался в ЗАГСе, а пошел под венец. И остался своей суженой верен навечно.

— Как они здорово танцевали с Ольгой, — с улыбкой вспоминает Валентина Васильевна. — Парой! Сами танец придумали! Это надо было видеть!

После гибели Сергея Ольга несколько лет оставалась одна, растила сына Пашу. Но однажды молодая вдова пришла к свекрови и спросила: «Мама, можно я выйду замуж?». Как тут откажешь…

Ольга и сейчас ей как дочь. А на восемнадцатилетнего внука Павла Валентина Васильевна не нарадуется: «Красивый, и так на отца похож!». Парень готовится поступать в питерскую военно-медицинскую академию.

Его отец был простым рабочим. Но в «Орелстройиндустрии», где Сергей трудился монтажником последние годы перед Чечней, его руководители искренне удивлялись безотказности и той легкости, с которой Сергей брался за любое порученное ему дело. Он мог работать и в две смены, и даже один, когда другие члены бригады, по разгильдяйству своему, порой не выходили на работу. На Баранихина же всегда можно было положиться.

Вот только Сергей всегда переживал и за мать, и за брата, за всю семью: дескать, работаем всё не покладая рук, а достатка нет. Живем от зарплаты до зарплаты. На дворе были уже «лихие девяностые». Вся страна едва не пошла по миру. Служба в армии по контракту многим тогда казалась выходом из нищеты.

…После отпуска Сергей прислал из Чечни письмо. Успокаивал: не волнуйтесь, мол, наступило затишье, несу караульную службу, никакой войны.

А в конце июля 2000 года к Валентине Васильевне пришла Ольга, сама не своя:

— Щеки красные — я сразу всё поняла…

Вместе они поехали на опознание тела в Ростов-на-Дону.

…В тот роковой день 24 июля БМП с мотострелками на броне вышла на перехват группы чеченских боевиков, передвигавшихся на автомобиле «Нива». Братья были вместе, но сидели порознь: Сергей с товарищами на «корме», Андрей — впереди. Когда прогремел взрыв, тех, кто был в носовой части, сбросило на землю взрывной волной. Остальные — в том числе Сергей — погибли. Андрей скатился под уклон в траву, потерял сознание. Позже он рассказывал, что ему и другим выжившим повезло: к месту засады быстро прилетел вертолет и своим огнем разметал бандитов, которые уже шли добивать раненых.

Когда младший Баранихин оказался в самарском госпитале, опутанный медицинскими трубками, через которые в него, покалеченного, понемногу возвращалась жизнь, он тоже думал о брате. «Сергей, приснись, — молил он. — Может мне все трубки порвать, чтобы с тобой навсегда остаться?». И получил во сне наказ от старшего брата: «Живи ради матери!». Андрей на всю жизнь остался инвалидом. Но живет, воспитывает сыновей. О его отношениях с женой знакомые в поселке говорят с нескрываемым восхищением. Не завидуют, нет. Радуются! Валентина Васильевна греется в лучах этой любви близких ей людей и этой радости за них со стороны окружающих. Выходит, Андрей выполнил наказ брата.

А мать все ещё пытается осмыслить гибель старшего сына.

— Когда после ранения Сергей гостил дома, он выразил желание причаститься, — вспоминает Валентина Васильевна. — Три дня почти ничего не ел, и что самое для него было трудное — не курил, мучился. Утром приехали в храм. И надо же мне было заговорить с одной из служек! Знаете, которые в храмах свечки поправляют. Как узнала она, что мой сын в Чечне служит, так начала ворчать: вот, мол, они там людей убивают, а потом причащаться идут… Я оглянулась, а Сережа рядом, все слышал! Повернулся он тогда и ушел из храма. Потом сказал, что причастится в части, когда к ним приедет священник. Но ведь он дома хотел это сделать, — сокрушается мать.

Удалось ли сыну причаститься тогда или нет, Валентина Васильевна не знает. Но после похорон она тоже молитвенно просила ушедшего старшего сына: «Приснись, подскажи, как жить дальше!». И он явился к ней во сне со словами: «Мне тут лучше. По мне не плачь!».

Она с тех пор и не плачет. Старается не плакать.

— Серёжа как-то сказал мне: «До 30 лет я не доживу», — вспоминает Валентина Васильевна. — Значит, судьба такая.

Судьбы всех эти ребят действительно достойны серьезного осмысления. Зачем нужны были эти жертвы? И почему именно они — молодые люди из последнего поколения советских школьников, родившихся и воспитанных в СССР, должны были принести эту жертву? Исчерпывающие ответы на все эти вопросы, вероятно, будут даны позже, когда станет окончательно ясен исход русской смуты, начавшейся в конце 20 века. В зависимости от этого исхода, от результата будут и ответы. Вероятно так. Но материнские сны внушают надежду: всё будет оценено правильно. Только надо прислушаться к матерям и выжившим братьям, которые обещали погибшим не плакать и жить во имя будущего. Нашего общего будущего.

Андрей Грядунов.