Говорят, что время лечит. Сколько общаюсь с родителями погибших в «чеченских войнах», убеждаюсь, что это не так. Отцы и матери вспоминают, считают, сколько бы «ему» было сейчас, сколько исполнилось бы ещё через несколько лет. Думают наверняка о внуках, которые не родились, о разных радостях, которые так и не приведётся испытать. Это очень сильные люди. Я поражаюсь их мужеству и стойкости. И еще — какому-то все­прощающему терпению. Русская душа, видимо, очень религиозна, даже у тех, кто в церковь или совсем не ходит, или бывает там мимоходом, на всякий случай. О тех, кто верит, не говорю. Но трудно и больно одинаково всем. И каждый пытается понять, почему это случилось именно с ним.

Познакомившись с биографиями самых разных орловских воинов, павших в Чечне, в Дагестане, на Северном Кавказе, словом, я пришел к выводу, что смерть, неразборчивая и жадная до своих жертв, в данном случае действительно выбирала лучших. Речь идет о тех, кто стали своеобразными кирпичиками, на которых строилось наше государство, порушенное и «слитое», как говорят сегодня. Казалось, что выбраться из пропасти, в которую скатилась «дцать» лет назад наша страна, — уже нельзя, слишком глубока была эта пропасть. Но ребята шли на войну. Погибали. Но победили. И смерть их, я убеждён, не напрасна. Наше сегодня — тому свидетельство. Вот как убедить в этом родителей ребят, вернувшихся домой в гробу? Остаётся только рассказать о том, какими они были. Из чувства благодарности, из уважения к мальчишкам, к тем, кто их воспитал. Память, я убеждён, материальна. Сколько рассказов слышал про то, как «тот» или «этот», кого уже нет двенадцать, пятнадцать, двадцать без малого лет, играют в жизни живущих большую роль, чем их формально живые сверстники. «Формально живые» — слишком резко, может быть, сказано, но чем измеряется ценность жизни каждого? Если светом, который идёт от тебя и твоей памяти, то многим мёртвым можно позавидовать.

Володя Марушкин из деревни Волково Мценского района и Валерчик Евдаков из деревни Алёшня того же района, призваны были в армию в один день. В один день, в одном бою, вместе погибли, и привезли их во Мценск вместе. Совершенно разные люди. Почему Валеру Евдакова я назвал Валерчиком? А этого замечательного парня иначе никто не называл. Об этом и мама его рассказывает. И Володя Марушкин в своем армейском письме: «…Ну вот, наверное, и всё, писать больше нечего. Погодите, кое-что забыл. Две недели назад в Армивир на соревнования по бегу ездил Евдаков Валерчик, он из деревни Алёшня, вместе со мной призывался. Он занял первое место в дивизии и прошел на округ, а на округе они заняли пятое командное место. Валерка занимался на гражданке легкой атлетикой около трёх лет. Среди моего призыва он бегает быстрее всех».

Второй раз сказать «Валерчик» Володя, видимо, посчитал слишком большой фамильярностью. Всё-таки быстрее всех парень бегает из всего призыва.

С мамой Валеры мы говорили у неё дома, в мценской квартире, которую ей купило Министерство обороны вскоре после того, как сгорел дотла дом в Алёшне. Занялось белым днём щитовое сооружение и исчезло — один пепел остался. Сгорело всё, что напоминало о Валерчике — письма, фото, краповый берет, привезенный вместе с гробом, даже орден Мужества. Ордена не восстанавливают.

Татьяна Ивановна улыбается — привычка вежливых и воспитанных людей — оставлять своё горе себе.

— У сына был удивительный и редкий дар — он запросто находил общий язык абсолютно со всеми, людьми любого возраста. Двери в нашем доме не закрывались. Если сверстников почему-то не было, собирались мальчишки шести-семи-восьми лет, липли к Валерке. Иначе как Валерчиком они его не называли.

С любовью и уважением. Валера работал школьным физруком. У него был дар тонкого и талантливого психолога. Или просто — хороший человек? То есть тот, для которого чужих проблем и чужой беды не бывает?

— Идёт, — рассказывает Татьяна Ивановна, — какой-нибудь шкет, голову повесил от своих детских, таких страшных и огромных проблем. Валера мимо: «Ну что, друг?». И языком щелкнет так по-особому, что несчастный сразу взбадривается. «Да вот, Валерчик…». И начинает рассказывать про свои огорчения.

А «Валерчик» не бросит, подскажет, утешит, защитит.

Он занимался лёгкой атлетикой и восточными единоборст­вами, выучился на водителя в ДОСААФе, был безотказным помощником в домашнем хозяй­стве и откликался на любую прось­бу соседей.

— Да, мужика растят, — говорили те с белой завистью.

Ничего не придумываю. Человек был таким на самом деле. Таким его помнят и будут помнить всегда.

Володя Марушкин… Вот из кого воспитывали мужика! Точнее так: если Валерчик Евдаков рос мужиком, то Владимир Марушкин, как я понял, прочитав его письма домой из армии, — был: а) мужик, б) хозяин. С такой заботой относиться к своей семье, находясь от неё за тысячу километров в каком-то Лабинске… Постоянно интересоваться делами, повседневными хозяйст­венными заботами… Читаешь — физически ощущаешь, как у Владимира руки чешутся — машину починить, дров нарубить, огород вспахать. Крестьянин. В широком, почти былинном смысле этого слова.

Работал сварщиком. В секциях спортивных не занимался. Соорудил себе «на подворье» спортивный уголок — металл, мешки, набитые песком. Тренировался сам.

Отец — Василий Петрович — рассказывает, перебирая письма и пытаясь скрыть эмоции:

— Прихожу домой, Володя говорит: «Па, у тебя сколько денег с собой?». «А что?». «Давай так. Если я отожмусь больше раз, чем у тебя с собой рублей, то ты мне их отдаешь. Идёт?».

Идёт, ответил Василий Петрович довольно. «У меня с собой, — пересчитал он, — 250 рублей. Начинай». Сын отжался 330 раз… Смеялись вместе.

А вообще-то приписан он был к погранвойскам, туда и должен был отправляться служить. Но поехал на сборный и забыл дома свою медицинскую книжку. Пока вернулся, команда уже ушла. Оказался Володя в спецназе Внутренних войск, в разведроте оперативного полка особого назначения — вместе с Валерчиком Евдаковым, с которым даже не был знаком.

Всё-таки мальчишками они были. И погибли мальчишками. И одновременно — по подготовке — воинами. А души — дет­ские, наивные и чистые.

Из писем Владимира Марушкина.

«Здравствуйте, дорогие мои мама, папа, братан Санёк и сестричка Валюшка. Привезли нас в город Лабинск. Служу в спецподразделении, разведроте. Очень много бегаем, отжимаемся, подтягиваемся, прибегаем в расположение все мокрые насквозь. Здесь у нас, в спецподразделении, всё делается быстро… Кормят отлично. Моя должность — разведчик-гранатометчик. Я стараюсь. Бегаем по три раза в день. Отжимание, подтягивание… Некоторых пацанов уже переводят просто во Внутренние войска — не выдержали. Но всё, что мы сейчас делаем, говорят, это фигня, так что будем бегать и прыгать ещё больше. Разведчиками мы будем только через 6 месяцев службы».

* * *
«Здравствуйте, мои дорогие… У меня всё нормально. Письмо это я пишу на тумбочке поста дневального. Это такой пост, где мы стоим по 8 часов в сутки около тумбочки с телефонами и двумя рациями. Если кто звонит, я поднимают трубку. Когда здесь были ребята старшего призыва, они ходили в патруль по городу. Одна рация у них, другая у меня. Так вот вызываешь их и спрашиваешь, как у них там — всё нормально или нет? Очень интересно… Весь старший призыв уехал вчера в Дагестан. С нами остались несколько контрактников и один офицер. Месяца через три-четыре, наверное, поедем туда их сменять».

* * *
«Про здоровье писать не буду, с этим у меня всё нормально. Да и папаня подробно расскажет, что и как. В этот вечер, как он приехал, я ему всё рассказал. Две сумки я еле дотащил до расположения. Когда сидели на КПП, я ел финики, яблоки, мясо жареное. Пирог с рулетом втроём съели… Папаня, на следующий день, как ты уехал, я дрался на ринге с капитаном Кустовым — командиром роты. Спарринговались мы, наверное, минут 30, а под конец он мне с прямого удара в нос попал, и на этом спарринг закончился. Разбил он мне нос, но всё нормально. Только после спарринга у меня весь китель был мокрый. А дело было так: захожу я в спортзал, а он и говорит: «Марушкин, давай разомнемся!». Ну и разомнулись…

Шоколадки я съел с пацаном одним. Ваней зовут, мы всегда с ним ходим вместе. Он КМС по тэквандо, ногами машет лучше, чем руками. Правда, я с ним в спарринге ещё не был».

* * *
«Здравствуйте, дорогие мои мама, папа, братан Саня и сестричка Валюнчик. Письмо твоё, папаня, я получил, которое ты написал в штаб насчёт того, где я и что со мной случилось. Я же писал раньше, что в Дагестане, на выезде, а там писать письма днём вообще не было времени, а как к вечеру — спать хочется, так как по двое суток не спал. Отрубаешься — и как убитый до самого утра. Там, в Дагестане, даже ночью подрывали по трёхминутке. Трёхминутка — это когда звонит телефон, а дневальный на тумбочке подаёт команды: «Трёхминутка! В ружьё!». Или: «Нападение на военный городок!». По этим командам всё подразделение, не считая суточного наряда и больных, если такие есть, подымается и вооружается. Выбегаешь из палатки, в КХО — комнату хранения оружия, берёшь бронежилет (6 кг), загрузку, в которую засовываешь 8 магазинов с боевыми патронами (5 кг), сфера на голову (3 кг), автомат Калашникова (3,5 кг), выбегаешь уже одетый, запрыгиваешь сверху на броню БТР-80 и сразу выезжаем, куда прикажут. Дорога занимала по 3-4 часа. Один раз ездили в Кизляр. Сопровождали колонну бензовозов. Только до Кизляра ехали три часа. Вот и не писал. Со мной всё в порядке, не волнуйтесь. Напишите, будут ли в этом году грибы, яблоки, вишни? Очень по вам соскучился».

О капитане Кустове, который его сыну нос начистил, Василий Петрович и сейчас, по прошествии стольких лет, отзывается с глубоким уважением: «Настоящий мужик. Честный и справедливый».

Вспоминает: «Приехал в Лабинск, в часть, Володю проведать. Кустов тут как тут: «Что, за сыном приехал? (Служить тогда было трудно, многие сбегали, родители детей своих хитростью вытаскивали). Не отдам я тебе Володьку. Таких не отдают».

А нос он ему потом начистил. Из уважения. Спарринг с капитаном — это честь для ефрейтора.

И Василий Петрович, и Татьяна Ивановна рассказывают одно — 9 января 2000 года утром и весь день им было не по себе. Василий Петрович Марушкин возился по хозяйству, когда его будто ударило. «Я понял — что-то не так, что-то случилось», — рассказывает отец Володи. Включил телевизор. Там говорили, что в боевых действиях на Кавказе погибли три разведчика, двое — из Орловской области. Фамилии не называли.

Татьяна Ивановна Евдакова говорит, что не могла работать в этот день, всё валилось из рук. Ходила рядом с домом по снегу, морозно было тогда, бродила бесцельно. А она даже не знала, что её сын на боевых. Валерчик — чуткая душа — сам не писал и другим наказал не выдавать, уверял мать, что он по-прежнему в Лабинске. Письма отправлял через часть.

Гробов было девять. Столько их привезли в Тулу. В том бою, где легли Володька с Валерчиком, погибло одиннадцать разведчиков. В Мценск привезли два гроба. Ещё один, последний из девяти, повезли куда-то дальше.

Валерчика сопровождали два офицера.

Татьяна Ивановна спрашивала: «Каким он стал в армии? Огрубел?». «Нет». «Закурил?». «Нет. Остался таким же, каким и пришел. Общительным был пацаном, все его уважали». А потом: «Лучше бы вы кричали, лучше бы с кулаками на нас бросались, чем так…».

Татьяна Ивановна: «После того, как узнала, что Валерчик погиб, будто… в воздухе повисла. Повисла и висишь. Ноги до земли не достают».

Про бытовые проблемы, как сгорел дом, и целый год ютились в учительской сельской школы, писать много не будем. Денег в районе нет, в области нет. Позвонили из администрации в Министерство обороны. Там выслушали. Сказали, что перезвонят. Перезвонили ровно через 15 минут. «Этой семье Министерство обороны купит жильё». Купили. Хорошую квартиру в хорошем доме в Мценске…

Василий Петрович Марушкин — въевшаяся грязь под ногтями, трудовые руки — вспоминает. Перескажу. Собрали, как обычно, родителей погибших «в локальных войнах» 15 февраля. Выдали в конверте по тысяче. Мужчина какой-то на баяне играл, инвалид, бывший «афганец». Отдал ему отец погибшего свою тысячу…

И матери, и отцы постоянно думают об одном — а можно было избежать смерти, можно было как-то переиначить судьбу? Все, все без исключения ищут свою долю вины. А в чём она?

Василий Петрович клянет себя за то, что купил на рынке своему Володьке и его командиру часы в подарок. Я удивился: а что, дескать?. «Да вот, говорят, что нельзя часы дарить…». Хоть за что-то пытается ухватиться отец. Может, если бы не часы… Сергей Кустов, Герой России, погиб чуть позже Володи Марушкина. Улыбается он, наверное, с того света на причуды Володькиного отца. «Хорошие были часы!». И подарок — от сердца.

Татьяна Ивановна раздумчиво вспоминает, как зачитывалась в детстве книжками про разведчиков, мужественных и смелых людей, способных принимать единственно правильное решение в смертельно опасных ситуациях. Может быть, если бы она читала другие книги… Но каким бы тогда вырос её сын?

Гибель Володи и Валерчика Василий Петрович Марушкин видел на видео, отснятом боевиками. Готовили, видимо, для отчёта. Как оказалось оно в наших, «федеральных» руках, Василию Петровичу в Лабинске не рассказали, не нужно это. Добыли. Расстрелянная колонна «Уралов», разведка примчавшаяся на помощь. Бой. БТР. Выходит Володя — ефрейтор Марушкин. Выходит, чтобы принять бой, из слепого в таких условиях, по большому счету, бронетранспортера. Выходит Валерчик Евдаков…

Потом «достанут» боевиков, как достали пленку. Позже прибьют организатора засады. Затем замирят Чечню. Воины России выполнили свою задачу. Но в памяти остались не только этим.

Татьяна Ивановна Евдакова часто, понятно, ходит на могилку своего Валерчика. Как-то, рассказывает, видит — какой-то парень по тропинкам кладбищенским блуждает. «Точно Валеру ищет». Так и оказалось.

В другой раз пришла — бутылка шампанского на могиле: молодые приезжали после свадьбы.

Местные, деревенские, жалуются: «Татьяна, ты скажи своим…». А что сказать? Оказалось, приехала целая компания на могилу к Валере, расположились табором, костер разожгли неподалеку и до самого утра о чем-то разговаривали. Прибрали, правда, за собой. Но необычно это как-то. Ко многим так-то вот ездят?

Учитель из школы к Валере на кладбище повадился ходить. Думали — пьёт, а он, оказалось, берёт с собой шахматную доску, садится рядом с Валерчиком и играет…

А однажды Татьяна Ивановна нашла на могиле своего сына медаль «За отвагу». Это боевая награда. Её отдать может только тот, кто обязан погибшему жизнью.

Володя Марушкин и Валерчик Евдаков. Материал о них готовился для книги. Родители — не Валеры и Володи, родители других мценских ребят, убитых на недавней и уже далёкой войне, просили этих двух мальчишек не разделять. В один день ушли. В один день вернулись. Пусть так и будет.

Сергей ЗАРУДНЕВ.